Ученик убийцы [издание 2010 г.] - Робин Хобб

— Ты боишься, что я не смогу это сделать? — тихо спросил я его.

— Что сделать? — рассеянно произнес он.

— Убить горного принца, Руриска.

Чейд посмотрел на меня. Молчание длилось долго.

— Ты не знал, что король Шрюд поручил мне это? — запинаясь, спросил я.

Он медленно вновь повернулся к пустому очагу и уставился туда так, словно там играло пламя.

— Я только изготавливаю инструменты, — произнес он наконец. — А другой их использует.

— Ты думаешь, что это плохое поручение? Неправильное? — Я набрал полную грудь воздуха. — Судя по тому, что мне было сказано, ему все равно недолго осталось. Может быть, это будет почти милосердием, если смерть придет к нему тихо, ночью, вместо того чтобы…

— Мальчик, — тихо сказал Чейд, — никогда не пытайся строить из себя того, кем ты не являешься. Мы убийцы. Не посланцы милосердия мудрого короля. Убийцы на политической службе, несущие смерть во имя процветания нашей монархии. Вот что мы такое.

Пришел мой черед погрузиться в созерцание призрачного пламени.

— Ты говоришь так, чтобы мне было труднее. Труднее, чем могло бы быть. Почему? Почему ты сделал меня тем, кто я есть, если теперь пытаешься ослабить мою решимость?… — Непроизнесенное слово умерло у меня на губах.

— Я думаю… не обращай внимания. Может быть, во мне говорит что-то вроде ревности. Мой мальчик… Пожалуй, я удивлен тем, что Шрюд решил использовать тебя, а не меня. Может быть, я боюсь, что пережил мою полезность ему. Может быть, теперь, когда я знаю тебя, я хотел бы никогда не приниматься за то, чтобы сделать тебя… — Теперь уже Чейд оборвал себя на полуслове.

Он умолк, и мысли его ушли туда, куда слова не могли за ними последовать. Мы сидели, размышляя о моем задании. Это было не служение королевскому правосудию. Это не был смертный приговор за преступление. Это было просто устранение человека, стоявшего на пути короля к еще большему могуществу. Я сидел неподвижно, пока мне в душу не закрались сомнения, выполню ли я поручение Шрюда. Тогда я поднял глаза на серебряный фруктовый ножик, воткнутый в каминную доску Чейда, и понял, что знаю ответ.

— Верити выразил недовольство тем, как с тобой обращаются, — внезапно сказал Чейд.

— Недовольство? — слабо спросил я.

— Шрюду. Сперва за то, что Гален был жесток с тобой и обманул тебя. Это заявление принц сделал вполне официально, он утверждал, что Гален лишил королевство твоей Силы, когда она была так необходима. Неофициально же он предложил Шрюду, чтобы король сам уладил это дело, пока ты не взял инициативу в свои руки.

Глядя в лицо Чейду, я видел, что все содержание моего разговора с Верити было известно ему. Я не мог определить, что чувствую по этому поводу.

— Я бы не сделал этого, не стал бы сам мстить Галену. Особенно после того, как Верити попросил меня ничего не предпринимать.

Чейд посмотрел на меня с одобрением.

— Именно так я и сказал Шрюду. Но он велел мне передать тебе, что сам все уладит. На сей раз король совершит собственное правосудие. Тебе остается лишь ждать и удовлетвориться итогом.

— Что он сделает?

— Этого я не знаю. Я думаю, что и сам Шрюд еще не знает. Мастер Силы должен быть наказан, но мы обязаны помнить о том, что нам нужны новые отряды его учеников. Нельзя дать Галену повод считать, что с ним обошлись несправедливо. — Чейд откашлялся и продолжал, понизив голос: — И Верити высказал еще один упрек королю. Он довольно резко обвинил Шрюда и меня в том, что мы хотим пожертвовать тобой ради королевства.

«Вот почему Чейд позвал меня сегодня», — внезапно понял я, но промолчал.

Чейд заговорил медленнее, с расстановкой:

— Шрюд утверждал, что даже не думал об этом. Что до меня, то я не мог себе представить, что такое возможно. — Он снова вздохнул, как будто эти слова дорого ему стоили. — Шрюд король, мой мальчик. Его главной заботой всегда должно быть королевство.

Мы долго молчали.

— Ты говоришь, что пожертвовал бы мной. Не задумываясь.

Чейд неотрывно смотрел в камин.

— Тобой. Мной. Даже Верити, если бы счел, что это необходимо для блага королевства. — Потом он повернулся и посмотрел на меня: — Никогда не забывай об этом.

В ночь перед тем, как свадебный караван должен был покинуть Олений замок, Лейси постучала в мою дверь. Было уже поздно, и когда она сказала, что Пейшенс хочет видеть меня, я глупо спросил:

— Сейчас?

— Ну, ты ведь завтра уезжаешь, — заметила Лейси, и я послушно последовал за ней, как будто это был неопровержимый довод.

Пейшенс сидела в заваленном подушками кресле. На ней был экстравагантно вышитый халат, накинутый поверх ночной рубашки. Волосы ее были распушены и ниспадали на плечи, и пока я усаживался туда, куда она мне указала, Лейси стала расчесывать их.

— Я ждала, что ты придешь ко мне извиниться.

Я немедленно раскрыл рот, чтобы сделать это, но Пейшенс раздраженным жестом велела мне молчать.

— Но, обсуждая это сегодня с Лейси, я поняла, что уже простила тебя. Я пришла к выводу, что у мальчиков есть некий запас грубости, которую им приходится на кого-то выплескивать. Я решила, что ты не хотел ничего плохого, раз не почувствовал потребности извиниться.

— Но я сожалею, — возразил я. — Я просто не знал, как сказать…

— Все равно извиняться слишком поздно. Я тебя простила, — сказала она оживленно. — Кроме того, у нас нет времени. Тебе, без сомнений, уже следует быть в постели. Но поскольку это твое первое такое путешествие, я решила кое-что дать тебе, прежде чем ты уедешь.

Я снова раскрыл рот и закрыл его. Если Пейшенс угодно считать, что это мое первое настоящее столкновение со светской жизнью, я не буду с ней спорить.

— Сядь здесь, — сказала она повелительно и показала на место у своих ног.

Я подошел и послушно сел. Только тут я заметил маленькую коробочку у нее на коленях. Шкатулка была сделана из темного дерева, на крышке искусно вырезан олень. Когда Пейшенс открывала ее, я уловил аромат дерева. Она вынула серьгу и поднесла ее к моему уху.

— Слишком маленькая, — пробормотала она. — Какой смысл носить драгоценности, если никто не сможет их увидеть?

Она вынула и снова убрала еще несколько вещиц, сопровождая свои действия подобными замечаниями. Наконец она достала из шкатулки синий камень, оплетенный тончайшей серебряной сетью. Пейшенс нахмурилась, взглянув на нее, потом неохотно кивнула.

— У этого человека есть вкус, — сказала она. — Сколько бы у него ни было недостатков, вкус у него есть. — Она поднесла серьгу к моему уху и без всякого предупреждения воткнула в мочку булавку.